– Когда вы начали заниматься поиском и сбором материалов?

– Ещё в конце 80-х, в так называемую вторую оттепель – перестройку. Собирал материалы по открытым печатным источникам и понимал, что надо заниматься Книгами памяти. Тогда они были самого простого содержания: ФИО человека и год, когда погиб или пропал без вести. В некоторых документах ещё отмечалось место погребения, если оно было известно. А в 1988 году было решено, что можно публиковать в периодике списки репрессированных и реабилитированных людей. Но до сих пор, как вы знаете, мы не можем с точностью до миллиона назвать это число.

– Я составлял из этих данных картотеку: разрезал колонки газет, рассылал имена по местам рождения людей. Тут загорелся, понял, какой должна быть эта Книга памяти. Нам всем казалось, что «боже мой, наконец-то мы сейчас всё это опубликуем, скажем, объявим». Не вякнет никто раза лишнего в трамвае: «Мало в вас товарищ Сталин стрелял» – или что-то подобное. Думали, что всё это уйдёт, наконец.

– Мне помогают коллеги из других отделов, я чувствую с их стороны понимание и сочувствие. Изначально у меня вообще были вопросы: «Можно ли заниматься этим?» – ведь до 1987 года публично это делать было невозможно. Счастье, что я дожил до сегодняшних дней.

– Сколько рассекречено документов о репрессированных к концу 2018 года?

– Это неизвестно до конца. Ещё многие не реабилитированы у нас в стране, так что пока мы не обнародовали множество имён. Не все места погребения названы, не всюду издаются Книги памяти, а где-то до сих пор родственникам не выдают подлинные свидетельства о смерти репрессированных. Также не все архивы бывают полностью открыты. В архиве, где я работаю, есть межведомственное положение о доступе к его материалам, то есть оно принято несколькими ведомствами, которые отвечают за сохранность дел реабилитированных в архиве. Наибольшие права для допуска к этим делам у родственников.

– Что готовится в будущем?

– У нас издано 13 томов «Ленинградского мартиролога», в них уже 51 тысяча имён названа. Готовятся другие три печатных тома «Ленинградского мартиролога» и ещё один том, который будет называться «Петроградский мартиролог». Он будет посвящён хронологии с 1917 по 1923 годы. На сайте же мы выставляем регулярно новые имена или уточняем сведения. Ещё с моим другом и коллегой Юрием Дмитриевым, который уже два года под следствием, готовим общую книгу «Место памяти Сандармох». В 1991 году, когда ещё ничего не было в новой России, только приняли закон о реабилитации жертв политических репрессий, Дмитриев организовал захоронение останков около 400 человек, найденных в Сулажгоре на видном месте на городском кладбище. И в 1997–1998 годах открылись ещё два мемориала: Красный Бор и Сандармох.

– Знаю твёрдо о местах погребения расстрелянных, только опираясь на документы. Официально признано в нашем городе только одно место погребения – Левашовское кладбище. Но мы все понимаем, что были и другие места, потому что сюда начали свозить только с 1937 года, а до этого где всё было? Я исследовал рассекреченные документы о расстрелах, начиная с 1918 по 1941 годы. Как правило, места погребения всегда было запрещено указывать в этих документах, но по находкам останков мы знаем, что первые расстрелы во время красного террора (1917-1923) были на территории Петропавловской крепости. Найдено уже около 190 останков, но официально это место не признано, хотя доказательства говорят сами за себя. Однако власти приняли решение, что они всё-таки будут погребены на кладбище Памяти жертв 9-го января, хотя я ратовал за то, чтобы останки были погребены там, где их обнаружили, то есть у Петропавловской крепости.

– И даже не только потому, что местные жители видели и слышали, мы могли предположить, что это место погребения расстрелянных. Через эту территорию финны ходили друг к другу в гости, а из деревни Лепсари жители ходили в токсовский приход через неё. Они часто натыкались на останки людей, а кто-то из местных жителей снимал с убитых одежду для себя. А когда заявления писали в милицию, им отвечали: «Не ваше дело, не суйтесь». После этих случаев людей стали привозить туда раздетых.

– Но в том месте, где, вероятно, был расстрелян Гумилёв, массовых захоронений расстрелянных не найдено до сих пор. Удалось обнаружить только захоронение шести человек, но точное время, когда эти люди были расстреляны, нам неизвестно из-за отсутствия документов.

– Вы помните, когда впервые посетили Койранкангас?

– Зимой 1992 года: корреспондент «Вечернего Ленинграда» Наталья Одинцова, которая вела в газете колонку про Левашовскую пустошь, Вениамин Иофе от «Мемориала» и я. Понадобилось 10 лет поисков до первых находок. В 2001 году были обнаружены погребения расстрелянных, но не массовые: где по несколько человек, а где по одному.

– Исследования урочища Койранкангас возобновились 10 лет назад. За это время поисковиками найдено около 50 останков, массовых погребений там до сих пор не обнаружено. Мне кажется, что мы там и не найдём их: скорее всего, есть ещё места захоронений, которые нам неизвестны.

– Массовые казни совершались именно в тюрьме на Нижегородской, вместительной и с удобными подъездными путями. Удалось это выяснить и по настоящей истории. Дело Бориса Генриховича Крейцера я изучил, когда готовил 12-й том «Ленинградского мартиролога» и исследовал биографии не расстрелянных.

– На расстрел его вывели именно на Нижегородской. Но загвоздка с ним вышла в том, что следователь придумал ему национальность и место рождения, а перед расстрелом сверяли «установочные данные» (фамилию, имя, отчество, год и место рождения и прочее), чтобы по ошибке не убить кого другого. Из-за несовпадения «установочных данных» его отставили в сторону. Это был сентябрь 1938 года. Пока с ним разбирались, окончилась эта карательная кампания – приговор не успели привести в исполнение.

Глава Карельского «Мемориала» Юрий Дмитриев открыл урочище Сандармох в 1997 году: здесь были обнаружены 236 расстрельных ям. С тех пор исследователь искал новые имена, просил коллег присылать ему любые зацепки и ежегодно сам обновлял списки поминаемых в местной часовне. Мемориал в Медвежьегорском районе в Карелии – одно из самых больших мест захоронений жертв сталинских репрессий. В первых числах августа в лесном массиве ежегодно устраивают Дни памяти: вслух читают списки погибших и кладут под сосны цветы. В 2016 году Дмитриева обвинили в изготовлении детской порнографии, но оправдали, а 27 июня 2018 арестовали вновь. На этот раз – по обвинению в изнасиловании приёмной дочери. Люди, знавшие историка не один год, утверждают, что преследования абсурдны, дочь Наташа – «смысл его жизни», а арестовали его лишь за то, что посмел открыть Сандармох.

При упоминании фамилии Дмитриева Анатолий Разумов перестает рассказывать о работе, книгах и фонде, а просто произносит: «Юра Дмитриев – мой друг». Сейчас его кошка живет у Разумова дома, исследователь выступает свидетелем на всех судах и раз за разом произносит: обвинения абсурдны, а в Сандармохе однозначно захоронены жертвы политических репрессий.

Два года назад члены Российского военно-исторического общества вместе с карельскими историками выдвинули гипотезу: в урочище лежат вовсе не репрессированные, а красноармейцы, «зверски убитые финнами».

Проверять теорию представители РВИО приехали летом 2018 года: 25 августа из ямы на краю мемориала извлекли останки нескольких убитых и отправили на экспертизу. Анатолий Разумов, который изучал Сандармох вместе с Дмитриевым, называет это «фальсификацией истории» и объясняет: в нынешней политической ситуации урочище в Карелии – «месте тишины, красоты и покоя» – скорее всего, просто мозолит кому-то глаза. Утверждать же, что убитые там расстреляны вовсе не нашими, гораздо спокойнее, как минимум для исторической совести.

– Ильич велел, Лукич учил: «Учёт и контроль, учёт и контроль» – а вы говорите: «Ничего не учитывали, ничего не знаем». Ну да, понимаю, психологически сложно. Вчера-то говорили, что не было ничего. Ещё в 2008 году ко мне в кабинет приезжал представитель петрозаводского арт-проекта с тем, чтобы видоизменить Сандармох: памятники иначе расставить, вход соорудить и так далее. Понимаете, ведь Карелия воспринимается как особая буферная зона: тут должно быть выглажено утюгом. А «Мемориал» и Юра Дмитриев изначально устраивали Дни памяти как международную акцию, куда все едут. На фоне благополучная Финляндия, а тут, в этом «месте отдыха и тишины», раз в год всё гремит и вызывает жуткое раздражение.

Историк вспоминает, как в 2016 году на День памяти впервые за 19 лет не приехали карельские чиновники. Первое письмо с приглашением якобы потерялось по пути, в ответе на второе мемориальцам сообщили, что, хотя им приезжать и не запрещают, сами проведут акцию памяти как-нибудь потом.

Такую теорию в формулировке «вы же не отрицаете, что тут финны были, значит – могло такое быть» Разумов не поддерживает и подчёркивает, с какой поспешностью действовала в августе делегация РВИО.

– На выездном заседании Межведомственной рабочей группы по увековечиванию памяти жертв политических репрессий 2-го и 3-го августа в Петрозаводске и Медвежьегорске нас клятвенно уверяли, что копать ничего не будут. Уже пятого числа мы с коллегами полусмехом, потому что не смешно, обсудили, как они приедут и что там будут делать: приедут, не удержатся от того, чтобы копнуть где-нибудь хотя бы на окраине. Прощупают всё, просмотрят, снимут план. Теперь смотрите: деньги освоены. Это же всё вертушки такие, гибридность: «Мы обследовали Сандармох, тоже принимали участие, мы же выявили щупами ямы за пределами и на окраине. Мы тоже за историю».

Разумов ещё до ареста много раз просил Дмитриева опубликовать документы и постановление 1997 года. Это бы стало официальным ответом провокаторам и сняло бы вопросы об историческом признании урочища.

– В 2018 году Дмитриева вновь арестовывают. А у меня всё тот же вопрос. Я к Сергею Кривенко, в Совет по правам человека, говорю: «Запросите эти документы!» Мы сделали запрос по поводу Сандармоха, и нам ответили, что уничтожены эти материалы.

Председатель Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Михаил Федотов прочитал обращение Дмитриева в прокуратуру Карелии с просьбой провести обследование найденного урочища Сандармох, провести экспертизу останков и так далее. А это всё оказалось уничтожено за истечением сроков хранения как не имеющее исторического значения в начале 2000-х.

– Люди, которые отвечали за Сандармох, – оба убраны. Теперь арестован по обвинению в совершении развратных действий в отношении несовершеннолетнего директор краеведческого музея в Медвежьегорске Сергей Колтырин. Расчищено место так, как с Катынью когда-то поступили. Власти долгое время утверждали, что в найденных могилах – не захороненные пленные польские офицеры, а мирные жители, убитые нацистами. Вот в чём смысл. Там поляки сами плохие, а тут финны, знаете, тоже злодеи. Анна Яровая из «7х7» в расследовании «Переписать Сандармох» общалась с Веригиным. Он ей говорит: «Вы же понимаете: и финны были, и война была. Можем же мы там поставить памятник красноаремейцам?» Они сейчас выполнили свою задачу минимум: тупо и примитивно, не обращая внимания ни на суд по правам человека, ни на приезжающих и, конечно, заручившись властной поддержкой. Первое – талдычат, что это не мы плохие, а финны, и так далее; второе – осваивают деньги бюджетные на «обследование» Сандармоха.

– Бывает, поднимаются такие горячие темы в прессе, мол, давайте всех палачей достанем и выведем на воду. Боже мой, по-моему, это только затеняет проблему. Кто этих палачей скрывает? Их имена тоже публикуются, но если иметь в виду индивидуальные претензии к кому-то за проведение репрессий, то почему вы начинаете с дворников? Почему вы начинаете с соседей? У нас главные организаторы и красного террора, и большого террора лежат на самом видном месте в стране. И мимо них ходят, отдавая честь. Я не против называть всех, кого вы сочтёте, ответственными и даже выводы, расследования какие-то делать, но начинайте с лошади, а не с телеги. И тогда будет видно, кто выполнял приказы.

– Всё сломалось, как я для себя определил, ещё давно: первой оттепели хватило на 10 лет и второй нашей стране хватило на столько же. А 1997 год был завершающим, он в каком-то смысле всё определил: он был объявлен «годом согласия и примирения». По чиновничьим представлениям, раз был уже целый такой год, так все уже согласились и примирились. «Не надо всей этой политики, надо согласиться и примириться, цветы вместе носить. Всё сказано и всё сделано, вопрос закрыт». И поэтому счастье Карелии и России, что в тот последний год нашли Сандармох и Красный Бор. Если бы на год позже – никаких бы мемориалов не было. Нового импульса не было бы. Ждём третью оттепель.